Он услышал шуршание моря за стенами купальни: "Изабелла…Ты уедешь со мной в Англию? Со мной, с Пьетро, мы заберем Констанцу и будем жить все вместе. Ты сможешь строить, обещаю, я все, что угодно сделаю, чтобы тебе это удалось. Ты очень хороший архитектор, — улыбнулся он.
— Я слышала, — зачарованно отозвалась девушка, — у вас там собор Святого Павла, и церкви Рена. А во Франции — Люксембургский дворец. Я ведь, кроме Италии, ничего не видела, Джованни.
Он поцеловал тонкие, в пятнах краски пальцы: "Мы поедем в Венецию, потом — в Амстердам, в Париж, навестим всех наших родственников, а после этого — будем жить спокойно, с детьми, в нашей семейной усадьбе, на Темзе".
— Надо будет еще отсюда выбраться так, чтобы не вызвать подозрений у Ордена, — вздохнул Джованни, — Теодор и я позаботимся об этом.
— Ты выйдешь за меня замуж? — он стал целовать маленькое, пылающее от смущения ухо.
— Щекотно, — хихикнула Изабелла и посерьезнела: "Джованни, я совсем ничего не знаю, тебе не понравится…, Я даже не думала, что когда-нибудь со мной такое случится".
— Обними меня, — попросил он. Девушка, потянувшись, неловко положила руки ему на плечи. "Мне хочется быть рядом с тобой", — она покраснела, избегая его взгляда. Свеча в лампе трещала, догорая, дул прохладный ветер с моря. Джованни, одними губами, сказал: "Будь. Пожалуйста, любовь моя".
Она целовала его, — в темноте было слышно только ее слабое, взволнованное дыхание. Потом она грустно проговорила: "Тебе не нравится".
Джованни только сжал зубы. Подняв ее на руки, усадив на мраморную скамью, он опустился на колени. От нее пахло розами, зашелестел тонкий шелк накидки и Джованни услышал испуганный голос: "Что ты делаешь?"
— Люблю тебя, — отозвался он, и почувствовал, как ее руки осторожно снимают с него рубашку. "У тебя шрамы, — сказала она тихо. "Оттуда, из Китая? Я потом поцелую, каждый".
— Мэйгуй так же говорила, — вспомнил Джованни. Потом он провел губами по гладкому бедру, и услышал ее шепот: "Еще! Еще, пожалуйста!". Вокруг не осталось ничего — только ее руки, что легли ему на голову, только шум океана, только ее тело, что светилось сквозь невесомый шелк, и было совсем рядом, совсем близко.
— Ты вся — будто из лунного света отлита, — он услышал тихий, сдавленный стон и поднял голову — Изабелла в ужасе смотрела на него.
— Я не хотела…, я не знаю…, - пробормотала она. Джованни, потянув ее за руку, уложил на пол: "Слаще тебя никого нет, любовь моя. Все правильно, все — так, как надо".
— Вот так это бывает, — поняла Изабелла, привлекая его к себе, чувствуя его руку, тяжело дыша. "Как хорошо, как хорошо, — она закрыла глаза, и увидела голубей, что вились в ярком небе — белых, серых, трепещущих крыльями голубей.
— Человек, — сказал Джованни сквозь зубы, — поднимется в небо. Так оно и будет, Изабелла, как сейчас — свободно и счастливо.
Она почти не почувствовала боли, только выдохнула, прижимая его к себе. Джованни поцеловал ее закрытые, дрожащие веки: "Спасибо, спасибо тебе, любовь моя. Пока я жив — я буду тебя благодарить".
Для нее не осталось ничего, кроме его объятий, кроме жаркого, сладкого чувства, где-то внутри. Изабелла задрожав, сдерживая крик, пробормотала: "Я тебя люблю, так люблю". "Люблю! — повторила она, рассыпав густые, тяжелые волосы по мраморному полу.
Сид и Мохаммед спешился и сварливо сказал Малику: "Засиделись мы с тобой в Эс-Сувейре. Тут уже и спят все. Ее высочество тоже, наверное".
Он хлопнул в ладоши, заходя в переднюю, где на стенах серого гранита горели факелы из кедра.
— Принцесса Зейнаб? — спросил султан у появившегося из-за шелковой занавеси главного евнуха.
— Сказала, что будет читать, в своей опочивальне, — склонил тот голову. "Я пойду, пожелаю ей спокойной ночи, — султан зевнул, — принесите мне чаю в мои покои. Малик, иди ко мне, еще поработаем".
Сиди Мохаммед взял у евнуха медную лампу и шагнул в заботливо приоткрытые, резные двери женской половины.
Он прошел по высокому, гулкому коридору. Чернокожая служанка спала на скамье у входа в спальню. Султан, остановившись, недоуменно сказал: "Темно. Читала и заснула, наверное".
Сиди Мохаммед заглянул внутрь — широкое, низкое ложе было пусто, ветер с моря раздувал шелковые занавески. В свете факела он увидел, как блестят глаза кота — Гато потянулся, выгнул спину, и соскочил с кровати.
— Где Зейнаб? — тихо, сквозь зубы, спросил султан. Кот прошел на террасу и, легко спрыгнув на дорожку сада, — побежал вниз, к пляжу. Сиди Мохаммед поднял факел и последовал за ним.
В шуме ветра его шаги были не слышны. Он, воткнув факел в песок, заглянул в узкое окно купальни. "Нет, — подумал султан, — нет, этого не может быть. Это не моя девочка, она ничего не знает. Господи, он, наверняка, ее силой взял. Аллах, я клянусь — он жизнью мне за это заплатит".
Султан нащупал за поясом кривой кинжал. Он шагнул внутрь, отвернувшись, вдыхая запах мускуса и роз, прохладу ночного ветра.
— Да! — крикнула Изабелла, и услышала резкий голос отца: "Зейнаб!"
Джованни прижал ее к себе, не отпуская, защищая своими руками. Он почувствовал холод клинка у себя на шее.
— Встань и оденься, — велел султан.
— Папа! — Изабелла пошарила по полу, и, съежившись, натянула на себя покрывало. "Папа, мы с Джованни любим, друг друга. Ты же сам хотел, чтобы я вышла замуж. Пожалуйста, папа!". Она посмотрела на испачканный, мраморный пол и увидела, как отец, мимолетно, брезгливо раздул ноздри. Изабелла покраснела и замолчала.
— Возвращайся к себе в спальню, — коротко велел отец. Она еще успела крикнуть: "Нет, пожалуйста! Джованни!". Мужчина обернулся на пороге: "Не бойся, пожалуйста. Мы ничего дурного не сделали".
Сиди Мохаммед подтолкнул его кинжалом в спину, и они вышли. Изабелла уронила растрепанную голову в ладони, и горько, отчаянно зарыдала.
Султан поднял свободной рукой факел и приказал: "Не оглядывайтесь, идите вперед". Он снял с пояса кольцо с ключами. Оказавшись внутри виллы, Сиди Мохаммед отпер незаметную дверь в пустом, выложенном мрамором коридоре.
Джованни считал ступени — их оказалось тридцать шесть. Внизу была еще одна дверь, а за ней — крохотная, каменная каморка.
— Вы останетесь здесь, — велел Сиди Мохаммед, освещая ее факелом.
— Мы с вашей приемной дочерью любим, друг друга, — упрямо отозвался Джованни. "Ваше величество, как можно наказывать за любовь? Поймите… — он поднял глаза и столкнулся с ненавидящим, темным взглядом.
— Вы хороший инженер, — медленно, сдерживаясь, произнес султан. "Я бы мог лишить жизни вашего воспитанника, но это низко — ребенок, ни в чем не виноват. Поэтому завтра к вам придут мои врачи, — у меня они лучшие в Африке, — и сделают вам небольшую операцию. Будет больно, но пытки и смерть — больнее. Когда вы оправитесь, вы доделаете свое дело, и уедете отсюда — навсегда. Все, — он взял факел, и Джованни гневно сказал: "Вы не имеете права…"
